Культурный центр ДОМ

28 мая 2005

Спектакль-проект-монолог "Из желтого в красное" в театре
"Особняк" - это женская нота среди мужских голосов. Он существует в
диалоге, в перекличке с мужскими спектаклями Янковского и Слюсарчука, с текстами Павича и Клима и в тесной взаимосвязи с моноспектаклем "+Она – я - не я и она+" в исполнении Татьяны Кузнецовой. Связь эта, с одной стороны, очевидная - актриса и певица выходит к нам для того, чтобы рассказать (то есть впустить в себя, потому что "желание рассказать - это тоже желание отдаться", как говорит Кузнецова) о сложном сплетении женского и творческого
начал. Есть связь между спектаклями, для зрителя неведомая, но - это уже личное - им обеим принадлежащее, меня не касающееся, но я, сидя в зале, все-таки улавливаю невидимые ниточки, как некую эстафету, передаваемую артистками друг другу, как будто бы то, что не договорила одна – надлежит донести другой. Спектакли отличаются не мастерством исполнительниц, не литературными достоинствами текстов, а высотой полета, скоростью, размахом
крыльев. Полина - недосягаемо высоко.

Некоторые называют Полину Руновскую "Гришковцом в юбке". Это в
корне неверно. Это неверно для всех спектаклей "Особняка", но в первую очередь для монолога "Из желтого в красное". Гришковец в пьесах-монологах пытается осознать себя в мире и мир вокруг себя, поэтому он находит болевые точки, общие для всех, которые объединяют реальность Гришковца с моей реальностью, и с реальностью мужчины во втором ряду, и с бабушкой с последнего ряда. Он строит мосты от себя к зрителям, от себя во внешний мир,
и через него и его связи с миром зрители находят тропинки к самим себе. На спектаклях Гришковца главные открытия делаешь в самом себе: "и у меня так же!". Руновская исследует не себя в мире, или мир вокруг, а мир в себе.
Она увлекает в полет по своей Вселенной. Ей принципиально важны не те точки, в которых она сходится, а те, в которых расходится, не чем схожа, а чем отличается. Она не облегчает задачу зрителям, растолковывая свои ассоциации, не подводит к открытиям, а просто взмывает ввысь, уверенная, что так может каждый, если только скажет волшебное "Хочу!". "Ничего, догонишь" - говорит
Полина своим ученикам.

"Мир меня состоит из красных волос, зеленых глаз, любимых людей
и голоса". Она очень точно подбирает слова - не "мой мир" - то есть мир, творцом которого в той или иной мере являюсь я сама, а "мир меня" - что-то, не мне принадлежащее: "Странно осознать данность, данную тебе Богом". Это осознание - отправная точка, толчок, сделавший необходимостью этот разговор. И мы, зрители, захотевшие отправиться в путешествие, исследуем не мир (широкий или узкий, гениальный или бездарный), автором которого стала
неизвестная (а даже если и знакомая) певица Руновская, а космос, сотворенный иной волей. Мы путешествуем в мире Музыки и Голоса.
Ее Голос вступает в перекличку с птичьими трелями, с
шорохом травы, с гулом волн, с порывами ветра - вся палитра звучащего мира живет в нем. Он улетает, он обволакивает, он согревает, он струится, рвется, спотыкается, ласкает, захлестывает. А еще она может держать звук в руках: разводит руки, и звук - став видимым! - растягивается, натягивается как тетива, и произвольно, по ее насмешливому желанию, мгновенно лопается или длится протяжным отголосьем. Внезапно разольется цыганскими жаркими
переливами или русским тоскливым напевом, а на самом деле - не цыганскими, не русскими, а иными, названия не имеющими струнами, ее вселенной преображенными, отраженными. Ее Голос то вдруг раскинется, затопив маленький зал, то сожмется до тихого журчания, до невнятного бурчания, до колдуньиного шепота-клекота. Голос – ворожея. Голос - дар… Ее пение - не способ жизни, а жизнь, мировоззрение, дыхание. "Просто надо так петь, чтобы люди все бросали и шли к тебе". "Так петь" - значит так высоко, так свободно, так всепоглощающе, упоенно летать.

/Виктория Аминова/